Стихи. Настроения. Глава 5

Я не воюю с Судьбою и миром -
Мой мир не воюет со мной.
И не стремлюсь быть всеобщим кумиром -
Просто иду домой.
Я не решаю глобальных проблем,
Живу лишь сегодняшним днём.
Ты призываешь идти в Вифлеем?…
Пойдём…

Можно быть пылью, а можно Шекспиром,
Золотом или золой.
Я же всегда был бродячим факиром,
Зола прорастает травой.
Жизнью своей не решаю дилемм,
И не играю с огнём.
Плюнь на работу, и брось свой гарем…
Пойдём…

Двадцатый век стал палачом
Благих идей, святых иллюзий.
Мы приравняли Марса к Музе
И били прошлое мечом.

В своей гордыне, как в бреду,
Бросали дерзкий вызов Небу,
Вино предпочитали хлебу,
А пожинали лишь беду.

Как удивителен Прогресс!
Как далеко шагнуло Знанье!…
От человека к обезьяне
Нас давит повседневный пресс.

И в гроб его вгоняя гвоздь,
Блестящим двадцать первым веком,
Тот, кто зовётся Человеком,
Опять поставил на "авось".

Заманчиво вперёд глядеть,
Ни бурь, ни гроз не опасаясь.
С борьбой и болью разминаясь,
Судьбою собственной вертеть.

Знать, где удастся согрешить,
И где опасность оступиться,
И будет повод ли напиться,
И где соломки подстелить.

Но, как бы стала жизнь скучна,
Когда б мы всё предугадали,
Когда бы наперёд узнали
Всех наших женщин имена.

В мгновенье потеряли б смысл
Мечты, надежды и дуэли…
И от знакомства до постели
Текла б пустая наша жизнь.

Я в новый день, глаза закрыв,
С разбега головой ныряю.
Что в нём найду, что потеряю…
Дай Бог, хватило б только сил.

Кто нас судил, и кто ещё осудит?
Кто счёт ведёт на все мои грехи...
Живут на свете ангелы и люди,
Но первым дела нет до шелухи.

А люди... эти точно подсчитают,
Когда и с кем, и сколько раз в году...
Чужого счастья люди не прощают,
И разжигают страсти, как в аду.

Но я живу по собственным канонам,
Свой личный рай в душе я берегу.
В согласии и с Богом, и с Законом.
У Млечного Пути на берегу.

Когда устану уставать
Терять людей в Пути незримом,
Я стану мудрым и терпимым...
Я даже научусь прощать...

Не стану больше вспоминать
То, что казалось мне обидным,
И самому мне будет стыдно...
Я точно научусь прощать...

И я смогу в клочки порвать
Бумаги долговых расписок.
И буду верить в то, что близкий
Меня научится прощать...

Раздвинув шторы на окне,
Слегка подвыпившая муза,
Рукой поглаживая пузо,
Такую речь толкнула мне:

Вот, мол, опять календари
Конец апреля отмечают,
Твой День Рожденья возвещают,
Так что скорей перо бери.

Давай, бухти мне про итог,
Про безразличие, про старость,
Про то, что мало нам осталось,
И про бессмысленность дорог…

И так вещала полчаса,
И до того меня достала…
Но скоро всё-таки устала,
И улетела в небеса.

А я поправил свой венец,
Настроил струны у кифары,
Достал из шкафа мемуары,
И слово зачеркнул "конец".

Я был Судьёй. И сам себя судил,
Виня во всех грядущих неудачах.
Быть Проигравшим я приговорил.
И слушал приговор, едва не плача.

Я перечислил все свои грехи,
Я вспомнил о малейших недостатках.
И обнаружил, что глаза сухи -
Я чашу Боли выпил без остатка.

И прошлого я труп переступил.
Я - собственный Палач и свой Мучитель.
Я новый для себя закон открыл.
И встрепенулся Ангел мой Хранитель.

Я хохотал. Я понял, наконец,
Всех своих бед банальную причину -
Не ждёт в финале лавровый венец
Того, кто носит постную личину.

Пенять на невнимательность Судьбы,
На то, что Счастья в кружку не долила,
Способны её жалкие рабы.
Но я не раб - я всё-таки Мужчина.

Я был Судьёй. И сам себя судил.
И оправдал себя, а как иначе?
ЖАЛЕТЬ СЕБЯ я напрочь запретил.
И с той поры я никогда не плачу.

Забыв на время про дела
И заперев в шкафу работу,
Я убегаю в никуда,
В благословенную Субботу.

Где можно до обеда спать,
А можно вовсе не ложиться,
Всю ночь по городу гулять,
И хоть кому-нибудь присниться.

Ладони у костра согреть,
Иль дома выпить "трёх медведей",
А после под гитару петь
(Спаси, Господь, моих соседей).

Разрыв меж Завтра и Вчера,
Где планы в жизнь я воплощаю,
Где жизнь - действительно Игра,
Где до сих пор ещё мечтаю.

Мы мирно щиплем травку по углам
И тихо-тихо про себя надеемся,
Что повернётся мордочкой Судьба-Удача к нам,
И в мире что-то к лучшему изменится.

Мы мирно щиплем травку по углам.
Уверены, что мир наш не изменится.
И серые дожди, и слякоть по утрам
Даны навек, и никуда не денешься.

Погадай, цыганка, мне на кофейной гуще.
Да с три короба наври, только ври получше!
Эх, гуляй, гуляй, гуляй! Ой, пока не старый.
Гэй, ромалы, запоём под мою гитару.

Не жалея обещай, чтобы полной чашей,
Чтобы гоголем ходил по станице нашей.
Расскажи, что изловлю я удачу новую,
Что в рубашке был рождён, да в руке с подковою.

Ты гадай, гадай, гадай - голову морочь ты,
Но где буйную сложу, мне не напророчствуй.
Ой, бесовская родня - цыганка чернобровая,
А шестиструнная моя - ты почти что новая.

Не дай мне, Боже, согрешить.
Избави, чёрт, чтоб я не стал святошей.
Не знать своей Судьбы и не вершить,
И не плохим не быть, и не хорошим.

Не разделять весь мир напополам,
Свою не выбирая половину.
Воздать себе по собственным делам
И не смотреть на жизнь через витрину.

Не мазать всё в унылый серый цвет.
Плевать на рифму и рубить по струнам.
И ночью, выходя под лунный свет,
Быть для него достаточно безумным.

Мой неразумный волосатый предок,
Ну кто тебя за хвост тянул?
Ведь жил же меж плодов и веток
И вдруг на землю сиганул.

Тепло и сухо, просто и небрежно
Жевать банан, не ведая долгов.
И слово "юг" ласкает нас так нежно
Зимой унылой серых городов.

Но день придёт, и в долгожданный отпуск
Рвану я в Крым безумным дикарём.
Заброшу в стол осточертевший пропуск
И разольюсь божественным вином.

И будет солнце, пальмы и блондинки,
И море разольётся возле ног.
И таять будут на шампанском льдинки.
И буду я себе и царь, и бог.

Ах, отпуск - улетает незаметно.
И скорый увезёт меня назад.
Туда, куда мечтал попасть, наверно,
Мой неразумный по маразму брат.

Как-то странно, но эта весна
На депрессию явно не тянет,
Не лишает покоя и сна
И с карниза меня не бросает.
Не читает пустых мелодрам,
За собою мостов не сжигает.
Равнодушна вдруг стала к делам.
Даже веры в себя не теряет.

Видно, всё-таки стал принимать
Жизнь такою, как есть, наконец-то.
Научился её ощущать.
Понял, что это цель, а не средство.
В своей частной нирване живу
С сумасшедшей весной по соседству.
И себя вместе с жизнью люблю,
Как в давно уж утерянном детстве.

По дороге крутой много дней, много дней,
Погоняю кнутом - не загнать бы коней,
Не сорваться б на крик, не слететь под откос,
Да суметь распознать, что мне ветер принёс.

Может, тёмную ночь… Может, шорох дождей,
Может, дым папирос и прощание с Ней.
Плюну ветру в лицо, да нагайкой - Судьбу.
Я станцую ещё в своём тесном гробу.

Я ещё поживу много дней, много дней,
Буду снова хлестать своих буйных коней.
Будет тело стонать от ухабов и ям,
Но поводья свои никому не отдам.

В день, когда Геркулес поломает свой меч,
В ночь, когда у Медузы снимут голову с плеч,
В час, когда даже время разучится течь,
Диоген, наконец, повстречает во тьме Человека.

И ленивый герой возвратится домой,
И Сизиф прикорнёт под усталой горой,
Небо глянет на нас яркой чёрной дырой,
И сыграет на флейте мелодию нового века.

И на нас снизойдёт вечный мир и покой,
И елей потечёт по асфальту рекой,
И пусть каждый поймёт, кто он, в общем, такой,
И наступит всеобщий рассвет от Курил до Квебека.

А потом вновь по бабам рванёт Одиссей,
Созовёт Пенелопа в дом весёлых гостей,
Снова полный Содом и безумство страстей…
Такова наша суть и судьба Человека.

Боже! У вас нет проблем?
Так начните ремонт!
Я Вам могу гарантировать -
Скучно не будет.
Смойте побелку, сорвите обои,
Сломайте балкон.
Вас добрым словом помянут соседи
И прочие люди.

Кафель еще бы стоял? -
Никаких полумер!
Бодро крушим его всяким советам назло.
Всем мы покажем
Ударной работы пример!..
С кафелем рухнул камин?..
Ну и ладно, ну не повезло.

Сыпется вниз штукатурка,
Крушится паркет.
Ой, зачем это провод под током
Здесь вмурован в стен`у,
И в тот момент,
Когда места живого уж нет,
Тут почему-то азарт
Весь уходит ко дну.

Хмуро разводим цемент,
Вяло стукаем гвоздь молотком…
Лепим на стену обои,
Чтоб на утро их вновь отдирать.
Вдруг оказалось, что в городе
Дюбеля нет.
И что-то часто вы вспоминаете
Чертову мать.

И восседаешь уныло
Средь когда-то уютных руин.
Ясно любому, что ты озверел
И чертовски устал…
Думаешь ты -
Не пора ли сгонять в магазин
И мешаешь с бетоном
Того, кто идею подал.

11 сентября 2002 г. [назад]

Вот полчаса уже сижу
У белого листа
И взглядом по небу скольжу,
А голова пуста.
Ни рифмы, ни одной строки
Уже который день.
И лижет обуви носки
Моя бродяга-тень.

Не наяву и не в бреду,
Но как устал.
Так жить я больше не могу -
Звать что ли Фауста?
Стучит назойливо в виски
Ненужный день.
Взять, выпить яду от тоски?
А, впрочем, - лень.

Говорят, что чужая душа -
Всегда потёмки
Это правда, но только своя -
Ничуть не светлее.
Это понял я
Ещё пушистым котёнком,
Это знаю сейчас,
Когда стал значительно злее.

В лабиринтах усталой души
навсегда прописаны
Потрясающий мой эгоизм
И любовь к ближнему,
И седой, хладнокровный цинизм
с верой в старые истины...
И ещё много, много
всякого лишнего.

Я позабросил все дела -
Ко мне мой друг приехал старый.
Шесть банок пива, две гитары
И ночь-беседа у стола.

Под тусклой лампочкою бра
Дела былые вспоминали,
Но никого не поминали -
Пока ещё судьба добра.

О! Генри записал альбом
И шлёт с оказией кассету.
Магнитофона, правда, нету,
Но всё же, как же я польщён.

Откроем красного вина
И позабудем про работу...
Да, Джон, которая по счёту
Там, в Минске, у тебя жена?

Я сам? Ну, так… слегка пишу,
Играю… пусть не Казанову,
Вот сайт себе клепаю новый.
Живу, как видишь, не тужу.

Не пожелайте мне Любви.
(Последствия дня Валентина.)

Желаете Любви? Я не хочу.
Того, что есть, мне больше, чем хватает.
Я новых впечатлений не ищу,
И лёд в моих руках уже не тает.

Я так спокоен, умиротворён,
Плыву по жизни, словно по теченью,
Как будто погружён в глубокий сон.
И мню себя в мечтах не Богом - Тенью.

Пусть, как усталый парусный фрегат
Я не спешу за бегом пароходов.
И не ищу фарватер наугад
Меж поцелуев, вздохов и уходов.

В мой неприступный маленький мирок
Уже я никого не допускаю,
И всё, что написал здесь между строк,
В конверты никогда не опускаю.

Желаете Любви? Я не хочу.
Того, что есть, мне больше, чем хватает.
О прошлых пораженьях не грущу
И будущих побед не ожидаю.

В сером плаще да по грязному снегу
Мартовский сплин пробирался ко мне.
Липким дождём и асфальтовым небом
Бил по вискам в повседневной войне.
Я же на кухне сидел с сигаретой,
Плюнув на то, что пост на носу.
И, застелив стол вчерашней газетой,
Крупным ломтём нарезал колбасу.

Час длинных теней - предзакатное время.
Слабые души тихо тонут в вине,
Глупо скулить про тяжёлое бремя -
Нету пощады в гражданской войне.
Старые джинсы до дыр поистёрлись,
Древний "Романтик" безбожно хрипит,
В этой игре мы с тобой пообтёрлись.
Выиграл тот, кто ещё не убит.

Новые пешки приходят на поле,
Каждая верит, что прорвётся в ферзи.
Здесь уже нет даже запаха воли,
Здесь даже князи утонут в грязи.
А наверху где-то ангелы наши
Хлещут нектар, как разбавленный квас.
Им хорошо - ведь не сеют, не пашут,
Им никакого нет дела до нас.

Свет рамп погас, и занавес опущен,
И в полумраке зал, парадный вход закрыт.
Остались только те, кто к таинству допущен.
И скатертью рояль за сценою накрыт.

Сняв с головы парик, и едкий грим стирая,
Садится пить Поэт в обнимку с Палачом.
И спрятав в ножны меч, и больше не играя,
Я к твоему плечу прижмусь своим плечом.

Здесь истинный союз упорства и таланта,
Упрямого "могу", истерик и вина.
Здесь вьётся жизни нить шикарным аксельбантом,
И каждому судьба во множестве дана.

А поутру совсем, совсем другие роли.
Обыденный спектакль, где лишь один финал.
Где сладостно вкушать нетеатральной боли
С сознанием того, что хорошо сыграл.

Как славно быть солдатом короля!
Ведь лучше доли вы отыщите едва ли.
Всласть есть и пить, монетами соря,
И землю бить своими сапогами.

Но вот беда - изъян у службы есть.
Война опять вздымает своё знамя.
А на войне всегда гуляет смерть.
И чёрный конь её шагает между нами.

Нет, лучше бы в священники пойти -
Вот где спокойная и мирная работа.
Читать псалмы с шести и до пяти
И воевать лишь с ленью и зевотой.

Но быть монахом мне какой резон?
Я сытно есть люблю и пиво уважаю,
И рясы неприятен мне фасон,
И женский пол безумно обожаю.

Вот лучше бы податься мне в купцы!
Они-то всех вольготней поживают.
Хоть по натуре все они скупцы,
Но за богатство все их уважают.

Хм.…Уважают?… Это как сказать.
Иные чёрной завистью пылают.
И деньги у купца себе забрать
Разбойный люд коварно замышляет.

А у разбойника привольное житьё.
Не платит он за кровлю и за пищу.
Всегда он и везде берёт своё.
И вольным волком по дорогам рыщет.

Но путь бесславно он закончит свой
С пеньковым галстуком на не помытой шее,
Когда солдат вокруг замкнётся строй
И барабаны грянут веселее.